Владимир Овчинников: Музыка – важная и серьёзная часть жизни
В Уфе на Зимнем фестивале Госоркестра Башкирии выступил народный артист России, профессор Московской консерватории, лауреат международных конкурсов Владимир Овчинников. Вместе с оркестром под управлением главного дирижера Дмитрия Крюкова солист исполнил первый концерт Сергея Рахманинова. Перед концертом наш земляк дал интервью «Башинформу». Артист рассказал о своем белебеевском детстве, первом педагоге, культуре отмены, симфоническом оркестре Башкирии и о своей семье.
Показать меня музыкальным педагогам посоветовали врачи
- Владимир Павлович, вы родились в Башкирской АССР, в городе Белебее. Какие воспоминания вас связывают с этим городом, есть ли там любимые места?
- С моим появлением на свет в Белебее связана интересная история. Моя мама окончила с отличием Московское училище Октябрьской революции по классу баяна и аккордеона сразу после войны, восприняла столичную культуру и образование. Ее оставляли там работать в одном из ансамблей – то ли «Березке», то ли еще каком-то известном на весь Советский Союз коллективе. Но она решила вернуться домой, и благодаря этому событию я родился в Белебее.
Конечно, у меня остались самые теплые хорошие воспоминания от этого города. Во-первых, он был совсем небольшой, там жили около 40 тысяч человек, и был разбит на личные участки. У меня там были друзья, по улице мы носились как бешеные, играли в различные игры. По краю старой части города идет большая гора, которая называется Долгая. Мы очень любили залезать на эту гору и смотреть с нее на город. И еще одно из самых ярких воспоминаний – это очень холодная родниковая вода. Это, конечно, всевозможные ягоды у нас в саду – малина невероятных размеров, черная смородина, яблоки. Выходишь на крыльцо и оказываешься в саду. У нас был небольшой деревянный дом на две комнаты, и тогда он казался безразмерным. У меня был старший брат Юрий.
- Помните, как начали заниматься музыкой?
- Моя мама работала в детдомах, детсадах музыкальным работником, и, конечно, довольно часто отсутствовала. Она очень любила детей, а меня в основном воспитывала бабушка. Мама иногда занималась дома с некоторыми из детей, и я слышал, как она играла дома на баяне и на фортепиано. У нас было пианино «Красный Октябрь». Постепенно он расстроился, становился всё хуже и хуже, и его стали называть «Напрасный октябрь» – такая была шутка.
- К нам приходили ребята, которые умели играть на пианино, и мне тоже было интересно играть на черном большом ящике какие-то нотки. Мама говорила, что я начал играть сразу двумя руками. Это было в раннем детстве, и я этого, конечно, не помню. К нам приезжал из Саратова музыкант, пианист Владимир Волков, который был во время эвакуации в Белебее. Он был известным концертмейстером, знал много опер, играл в Саратовском театре. Он со мной возился, я изображал на пианино то птичек, то медведей, это было забавно и интересно. Я все время стоял у инструмента и что-то пытался сделать вместо того, чтобы идти гулять или играть. Когда мой интерес стал уже ненормальным, маме кто-то порекомендовал показать меня врачам.
А врачи посоветовали просто отвести меня к музыкальным педагогам. Мама уже знала Москву и поэтому повезла меня туда. И вот здесь я хочу сказать, как важно попасть к правильному педагогу. Сначала меня показали известному пианисту-педагогу Руббаху. Мы приехали к нему, он меня попросил что-то сыграть. Но он почему-то мне не понравился, и я ничего не хотел показывать. Он мне дарил какие-то маленькие игрушечки – утят, собачек. Самое смешное, что я эти игрушки взял, но играть все равно отказался. Тогда он сказал, что нам нужно обратиться к Артоболевской.
- Про Анну Даниловну Артоболевскую хотела расспросить особо. Я сама в детстве занималась по ее методике. Какой она запомнилась вам, что было особенного в занятиях с ней?
- Артоболевская занималась с учениками у себя дома, и вскоре я попал в ее атмосферу. С полдесятого утра до десяти вечера у нее постоянно в квартире находились дети с родителями. Она требовала, чтобы родители продолжали ее дело в домашних условиях, чтобы они тоже учились и понимали, что дети должны делать. Всех детей она считала талантливыми, и меня тоже так восприняла. У нее были свои интересные необычные методы: например, она клала ручки детей, которые еще не играют, на свои, и играла. Дети представляли, что они тоже могут также складно двигать пальчиками.
Все её методические разработки были всегда в виде игр, рисунков, прохлопываний разных ритмов, лото – когда брали маленькие карточки с нарисованными нотками и надо было, отгадав, эту ноту нажать. Такие игры заражала детей интересом к музыке на всю жизнь. Анна Даниловна была очень добрая, у нее были теплые руки. Главное, что ее любви к детям хватало на всех, это было поразительно. В течение дня можно было вообще не попасть за рояль, но ты сидел и слушал, как она занималась с другими, и в этом тоже принимал участие, слышал, как другие играют пьесы. И это было дико интересно. У нее всегда были какие-то интересные книжки, альбомы, шахматы, кубики.
А ее старшая сестра Ольга Даниловна делала потрясающие котлеты на кухне и заставляла кушать. Дочь ее Наталья Георгиевна была невероятная красавица, в которую многие были влюблены. Она была детским врачом. Я поступил у Анны Даниловны в первый класс. Но в семье вопрос еще не был решен, а одного меня тогда нельзя было где-то поселить, я был еще маленький.
- Слышала, что вам пришлось переехать в Москву с бабушкой...
- Да, у нее, кстати, тоже удивительная судьба. Моя бабушка Елена Федоровна 1897 года рождения, и в тот момент ей было 68 лет. Ее родители во время революции погибли, и ее воспитывала башкирская семья. И можете себя представить, она башкирский-татарский язык знала не хуже русского языка! Её все женщины обожали, она обладала большой житейской мудростью. И вот эта бабушка, которая сама закончила три класса школы, решилась со мной маленьким поехать в Москву, уехав вообще в первый раз в жизни из города. В Москве она жила со мной 11 лет на квартирах. У меня до сих пор хранится бабушкина темно-синяя шелковая косынка, она как будто даже пахнет бабулей...
Помимо меня, бабушка воспитала двух девочек хозяйки квартиры. С этим связана еще одна история. У нас в Белебее квартировала семья одного известного инженера Косенкова, которая эвакуировалась в Башкирию во время войны, и моя бабуля тоже им как-то помогала. Во время войны она вязала варежки, носки. Когда мы приехали в Москву, супруга инженера обратилась к одной музыкальной семье Натальи Зайцевой. Она дала им деньги, чтобы вместо двухкомнатной кооперативной квартиры они купили трехкомнатную, с условием, что в одной из комнат они поселят нас. Представляете, какие невероятные отношения были! И тетя Наташа согласилась. А дядя Валя, ее муж, имел два образования – педагогическое и финансовое. Как финансист, он обеспечивал съемки фильма «Белое солнце пустыни». С ним мы познакомились позже – он как раз был на съемках.
Так мы поселились на квартире у Зайцевых. У них родились две дочки, которых тоже воспитывала моя бабуля, так что они стали нам как родные. И сейчас у меня из родственников – в Уфе только племянница, дочь старшего брата, и семья Зайцевых.
- После переезда в Москву вы продолжали приезжать в Белебей?
- Мы с бабулей три раза в год приезжали в Белебей на каникулы. Причем приезжали не только сами, но и вместе с нами стали каждое лето приезжать мои друзья из ЦМШ, потому что Белебей – это сказка. Потрясающая природа, красота и свобода. Ребята вырывались от родителей и были под присмотром только моих мамы и бабушки. А маму мою знал весь город, потому что через нее, через детские сады и детдома прошли практически все дети. Она всех знала, и все ее знали. Иногда после танцев случались драки. И что вы думаете? Она влезала в любую драку, и все останавливались, потому что Нина Павловна пришла. Она всех ставила на своё место.
Белебей любили не только я с бабулей, но и все мои друзья. Ездили на озеро Кандры-куль на машине, в лес по грибы-ягоды, гуляли, играли в индейцев, делали сами луки-стрелы. Однажды даже ночью пошли на гору в лес, чуть не заблудились, страха натерпелись. Приключений было много.
- А в нынешнее время приезжаете в родной город? У вас там остались родные?
- В Белебее последний раз я был в 2019 году. Сначала мы сыграли в Уфе концерт, затем поехали с Артуром Назиуллиным и там выступали с ГАСО РБ. Столько народу было, все знакомые пришли, было очень здорово, трогательно, такая отдушина. Успели посетить могилы родных. Я надеюсь, что я еще раз туда приеду, мне хотелось бы много своих материалов - программок, афиш, дисков передать в краеведческий музей (там есть мой уголок) и в детскую школу искусств.
Нельзя научиться плавать в классе, обязательно нужна открытая вода
- Сейчас вашей основной деятельностью является исполнительство или педагогика?
- Я преподаю в Московской государственной консерватория им. Чайковского. В этом сентябре мне посчастливилось получить в ассистенты замечательного пианиста Филиппа Копачевского. Он мне серьезно помогает, очень ответственный, ребята его очень любят. Также я работаю заведующим кафедрой специального фортепиано в РАМ имени Гнесиных. В следующем году будет большой юбилей – 150 лет Елены Фабиановны Гнесиной, мы готовим большой концерт, также у нас Академии с 28 января по 2 февраля 2024 года будет проходить I Московский международный конкурс пианистов имени Гнесиных. И в Московской средней специальной музыкальной школе (колледже) имени Гнесиных у меня тоже небольшой классик с талантливыми ребятками. Расслабляться некогда, и никто не даст.
- Можно быть блестящим исполнителем, но неуспешным педагогом. Вы к чему больше склоняетесь?
- Меня, конечно, учили исполнять музыку, а никак не учить других. Проблема в том, что хороший педагог – это, конечно, никак не специальность, а призвание. Это должно быть внутреннее наполнение, убеждение в том, что ты делаешь. Трудно находить правильные слова, связанные с музыкой, это особый, “птичий” язык. Мне помогает большой опыт игры на сцене. На самом деле всё, что мы делаем в классе, – мы должны выносить на публику. Мы учим не просто играть, читать с листа, понимать музыку, а для того, чтобы делиться этим с другими, передавать следующим поколениям. Нельзя научиться плавать в классе, для этого обязательно нужна открытая вода. Также и с музыкой: мы должны при любой возможности выходить на сцену. И нас Артоболевская этому учила с детства. У нас были поездки даже в другие города, не говоря уже о других школах. Главное было, что мы могли, не боясь, выходить на сцену и играть, чтобы не было страха перед публикой. Все делились своими талантами и каждый хотел быть лучше других. Это тоже стимулировало и к работе, и к отношениям.
- Вы так подробно помните про годы учебы. Не пишете книгу?
- Когда я был директором ЦМШ в течение пяти лет, мы проводили очередной юбилей Анны Даниловны. Решили создать книгу в память о ней, состоящую из воспоминаний. Вначале в ней представлен материал о ней, а потом очень много воспоминаний, в том числе и мои. Самое главное, что издавались ее мысли, идеи и пьесы, которые она нам давала, и мы до сих пор помним. Всё в хрестоматии «Первые шаги в музыке», которая до сих пор популярна – там и рисунки, и слова к каждой пьеске, даже к этюдам она находила подходящие слова, которые дети про себя пели, всё очень образно. Очень важно развивать воображение.
Теперь я понял, что пора свой опыт передавать другим, потому что ребята молодые, амбициозные, у них есть задор, талант, силы и желание реализоваться. Им надо просто помогать выстраивать свою деятельность в правильном направлении и конечно, воспитывать надо. Не просто образовывать, а воспитывать в современных условиях, когда запрещают культуру российскую. Это же бред полный!
- Как раз хотела спросить ваше мнение о культуре отмены. C 2000 года вы являетесь музыкальным руководителем Ассоциации лауреатов Международного конкурса имени Чайковского. Он был исключен из состава Всемирной федерации международных музыкальных конкурсов из-за ситуации на Украине. Каковы будущие перспективы конкурса в связи с нынешней ситуацией?
- Этим самым они сами себя наказывают, потому что показывают, что они из себя представляют. Чайковский или Рахманинов не просто свою карьеру сделали, они себя оставили в истории. И стереть ластиком это невозможно никак. Это не просто часть культуры. Если так подумать, ХХ век – это самые великие композиторы, пятерка, десятка. Главные – Прокофьев, Шостакович, Стравинский, это основа, без этого ХХ век не ХХ век. То же самое можно сказать про ХIX век: профессиональная культура развивалась семимильными шагами очень быстро. У нас, конечно, консерватории не такие старые, как в Европе. Но зато есть такие композиторы, как Чайковский, Бородин, которого ценил и считал гениальным тот же Лист, например, Мусоргский, Римский-Корсаков. Создавая культуру отмены, они сами себя высекают, показывают свою глупость, и это тоже все заказное.
- На конкурс Чайковского сейчас приезжают исполнители из-за рубежа?
- Приехал, например, Джордж Харлионо из Англии, одной из самых враждебных русофобских стран. Энджел Вонг из Америки, который у нас учился в ЦМШ, тоже принимал участие. Приехал очень интересный пианист из Японии Куроива Коки, – он не прошел в финал, но сыграл концерт в Санкт-Петербурге. Участница из Китая Мао Сюаньи получила четвертую премию, сейчас приехала ко мне на три месяца на стажировку. В конкурсе пианистов были представлены участники не только из России, но и из Китая, Сербии, Италии, Франции, Казахстана, Южной Кореи. А моя ученица Лиза Ключарева, очень хорошая пианистка, летом получила в Израиле на конкурсе первую премию.
Невозможно сейчас закрыть железный занавес. И там, за границей, гораздо больше понимающих людей, просто всё диктует политическая власть, элита, прежде всего американская. 1/6 планеты – это даже не кость в горле, это всё-таки сила, против которой пытаются бороться уже не один век и ничего не получается. Разный менталитет у людей. Но культурный обмен невозможно остановить.
Музыку обязательно нужно записывать!
— В Уфе вы представляете музыку Рахманинова. В этом году во всем мире отмечается 150-летие композитора. Расскажите о ваших взаимоотношениях с музыкой этого великого композитора. Когда вы прикоснулись к ней в первый раз?
— В детстве я играл пьесы-фантазии, прелюдии, мелодию. Рахманинов, несмотря на то, что довольно с раннего детства вошел в мой музыкальный мир, это композитор, который наиболее сложен с технической точки зрения. Раскусить его очень сложно — он очень музыкальный, красивый, у него потрясающие мелодии. Но чтобы их сыграть — во-первых, нужно иметь громадные руки, во-вторых, потрясающую технику, и это только первый шаг. А дальше еще надо уметь сделать гармонично и естественно, и это бесконечное познание. Тем более его язык на протяжении жизни менялся. И в этом отношении, конечно, как можно всю жизнь играть Баха, так и Рахманинова можно играть всю жизнь и получать наслаждение, удовольствие через какое-то сопротивление нотного материала. На самом деле играть его непросто.
— Музыкальные критики много писали о вас в разных странах. Называли ваш стиль «наслаждение пианизмом». Но за этим стоит огромный труд.
— Это есть. Я свою первую пятерку получил в 9 классе на экзамене в школе. До этого я не был таким интересным, хотя уровень поддерживал. А в 9 классе надо было при переходе играть три этюда на разные виды техники. И тут во мне уже взыграло что-то такое спортивное — могу ли я быть не хуже других? Это во мне навсегда осталось — чтобы чего-то достигнуть, надо что-то преодолеть — и физические нагрузки, и технические проблемы. Это помогло мне понять, что это только первый шаг, на самом деле нужно за ним дальше думать о музыкальной содержательности, интересе, открытости, естественности. Эти вещи особенно для сцены очень трудные, потому что на сцене всегда зажимаешься. Публика ведь приходит не только получить удовольствие, но и покритиковать. Волнение всегда присутствует, особенно это связано с новой программой, когда думаешь: сейчас ошибусь. А ошибаешься и думаешь: хуже ты играть уже не можешь, расслабься, и начинаешь играть совсем хорошо.
— Вы не раз играли вместе с нашим оркестром. Как выстроилось ваше взаимодействие с ГАСО?
— Я поздравляю всех нас и вас, оркестр, его дирижера, руководителя, что они в начале декабря получили большое, серьезное звание. Это большой прорыв и с другой стороны, ответственность, потому что академический оркестр уже не может играть средне, всегда должен выкладываться. Это их счастье, что они создают, транслируют эту музыку, сами должны получать удовольствие, громадную радость и сопричастность всему, что они делают на сцене.
Когда репетировали, у нас было такое понимание, будто мы всю жизнь играли вместе, я почувствовал себя частью оркестра. Дирижер Дмитрий Крюков — великолепный, все движения рук, штрихи ясные, это здорово.
Думаю, что у оркестра большое будущее. Хочу привести слова Евгения Светланова, с которым я около 10 лет путешествовал по всему миру. Однажды я пришел к нему в артистическую, и говорю:
— Евгений Федорович, какой концерт, как звучали духовые, какой уровень мастерства и вдохновения!
А он говорит:
— Володя, публика поаплодировала, разбежалась по домам и всё забыла. Надо писать!
Надо все концерты, все программы писать. Светланов создал Антологию русской музыки, это великое дело. Поэтому я желаю вашему оркестру, чтобы его мастерство не просто повышалось — этому нет предела, а чтобы они оставляли за собой серьезный важный след. Тогда это останется на века. Искусство у нас эфемерное — мы строим звуковые замки, но с последней нотой остается только пауза, а потом — всё, тишина. Может, это и привлекает публику, потому что это только единожды, как видение пролетело и исчезло. Но чтобы осталось в памяти, и память была очень ясной, чуткой, нужно всё записывать. Желаю, чтобы и у вашего оркестра была антология, и не только великой русской музыки, но и башкирской.
— В прежние годы, еще при первом руководителе Тагире Камалове такая Антология башкирской музыки записывалась.
— Но композиторы ведь продолжают сочинять ежегодно, тем более у вас проводятся такие фестивали. Это всё становится историей.
— В Уфе сложилось особое отношение к фортепианной музыке. В прежние годы профессор Рустам Шайхутдинов проводил фестиваль «Уфа. Фортепиано», и министр у нас пианистка, и есть свои конкурсы — Сабитовский, где вы, кстати, работали в жюри, Исмагиловский…
— Да, это замечательно! У вас в концертном зале прекрасный рояль, очень ровный и насыщенный. Приятно, что министр Амина Шафикова является еще и играющим пианистом. Во-первых, она знает все проблемы изнутри, во-вторых, держит себя в хорошем тонусе. Приятно, что создан Совет по культуре при главе республики, и в этот совет пригласили меня. Я польщен этим предложением и в последней декаде декабря я снова сюда прилечу. Возможность ближе соприкасаться с ситуацией в культуре республики — это важно и интересно для меня. Прежде всего, думаю, мы должны ближе и более подробно заботиться о воспитании подрастающего поколения, не только музыкантов, но и детей. Я считаю, что музыка — настолько важная и серьезная часть в жизни людей, что через нее все дети должны проходить, как через школу.
- Расскажите немного о вашей семье. Ваши дети стали профессиональными музыкантами?
- У меня большая, дружная семья. С супругой Эльвирой мы уже 37 лет вместе счастливо идём по жизни. Вырастили троих детей. Старший сын Илья окончил Гнесинскую школу и консерваторию у моего же педагога Алексея Аркадьевича Наседкина. Он пианист, играет и преподает, его жена скрипачка. Дочь Катя после окончания университета вышла замуж и посвятила себя семье, занимается воспитанием и образованием детей. Внук Никита учится в лицее в математическом классе и серьезно занимается автоспортом, а внучка Машенька, ещё хоть и маленькая, но уверен, что будет артисткой! А младшая дочка Леночка училась 7 лет в Гнесинской школе, но не посвятила себя музыке, которую любит и с удовольствием ходит на все мои концерты. Елена окончила МГУ имени Ломоносова с отличием и золотой медалью, сейчас работает по специальности в одной из крупнейших компаний нашей страны.
- Спасибо большое, Владимир Павлович, за интересную беседу!
«Башинформ» благодарит Историко-краеведческий музей Белебеевского района РБ за предоставленные фотографии.